Состарившись, лишившись многих друзей, привычного окружения и дружеского общения, человек как бы замыкается в себе и, не имея никаких перспектив на будущее, все чаще и чаще оглядывается назад, на пройденный путь. Начинает перебирать в памяти все мало-мальски важные встречи и события прожитой жизни, давая новую оценку своим действиям, поступкам и принятым решениям уже с высоты прожитых лет. Удивительно, что большинство возникших в пору молодости трудностей, над решением которых бился днями, как говорится, ночи не спал, сейчас кажутся мне такими малозначительными и до смешного простыми, что даже самому не верится, что так долго искал выходы из столь простых жизненных ситуаций. И, наоборот, те события и проблемы, которые в ту пору воспринимались как маловажные, не стоящие пристального внимания, оказались слишком серьезными.
Об одном интересном событии из моей молодости, под воздействием которого я стал по-другому воспринимать окружающий мир, научился ценить и понимать прекрасное, я хочу рассказать. Но прежде коротко расскажу о моем классе, о ребятах, с которыми я был в самых близких, дружеских отношениях, и о том времени. На дворе март 1951 года, мы в девятом классе, занимаемся в крайней классной комнате второго этажа Чалтырской школы №1. Наш классный руководитель — преподаватель немецкого языка Ксения Адамовна Симавонян. Учительница очень серьезная, не терпящая вольностей с нашей стороны, но справедливая и, самое главное, не злопамятная. К концу учебного года мы с ней подружились, нашли общий язык.
В нашем классе было 24 человека, учились у нас ребята разные по возрасту. Самый младший был 1934 года рождения, а самый старший 1929-го. Виной тому беспощадная, страшная война и порожденные ею голод, холод и нищета. Некоторые были в эвакуации, иные за пределами области, а другие не посещали школу из-за отсутствия теплой одежды и, особенно, обуви. Очень хорошо помню, как многие ранней осенью ходили босиком на занятия, а с наступлением холодов прекращали посещать школу. С тех пор минуло более 70 лет, но в моей памяти сохранилось даже, кто с кем сидел за партой и в каком ряду. За первой партой (в шутку названной «учительским столом») сидели две противоположные по характеру и поведению личности. Слишком спокойный, рассудительный и чуть медлительный, владеющий каллиграфическим почерком и задатками начинающего художника Хачехпар Карапетович Гайламазян и типичный холерик, непоседа, находящийся в постоянном движении, правдоискатель, имеющий свое особое мнение по любому вопросу, врожденный спорщик, с пеной у рта, доказывающий свою правоту, — Сейран Дикранович Бабиян. Объединяло их огромное трудолюбие, целеустремленность и тяга к знаниям. Оба прожили достойную подражания жизнь, добились всего собственным трудом, без какой- либо помощи и поддержки со стороны.
Хачехпар Карапетович Гайламазян после окончания Новочеркасского зооветеринарного института по распределению был направлен в большое производственное хозяйство в Усть-Каменогорской области Казахстана, на должность главного ветеринарного врача совхоза. Проработал там более двух лет, затем был назначен директором совхоза, а еще через три года — начальником производственного управления сельского хозяйства района. В этой должности проявились его организаторские способности, и район занял одно из призовых мест. Талант руководителя заметили — его перевели в областной центр, в город Усть-Каменогорск, на должность начальника управления сельского хозяйства региона. За достигнутые успехи на этом поприще Хачехпар был избран вторым секретарем и членом бюро обкома партии, курирующим сельское хозяйство области. Здесь успешно проработал около десяти лет, был удостоен звания «Заслуженный работник сельского хозяйства Казахской Республики», награжден многими правительственными наградами.
Хачехпар держал постоянную связь с малой родиной, часто приезжал один или с семьей, и каждый его приезд в район был для нас большим праздником. Мы много раз предлагали ему после ухода на пенсию переехать в Чалтырь, на что он постоянно отвечал, что опоздал с этим на 20 лет. Представьте себе, дети выросли, у них свои семьи, своя работа, устоявшийся круг знакомых и друзей, привычный уклад жизни. Его сын Владимир по просьбе папы крестился в нашей церкви Сурб Амбарцум, и его крестным отцом стал председатель правления колхоза имени С. Г. Шаумяна Хачатур Мелконович Поркшеян.
Сейран Дикранович Бабиян и еще пять моих одноклассников — Ованес Согомонян, Вартан Тирацуян, Ерванд Пудеян, Мелкон Хаспекян — были призваны в ряды Советской Армии с десятого класса, а Татеос Хатламаджиян — с девятого. Сейран Бабиян попал на Тихоокеанский флот и все пять лет прослужил радистом в частях береговой обороны под г. Находка. Близость расположения части к городу или благосклонное отношение, человечность командира позволили ему параллельно со службой учиться в вечерней школе, расположенной в полутора километрах. Он окончил полный курс средней школы и демобилизовался из армии, имея аттестат зрелости на руках. Сейран поступил на работу в ремонтные мастерские Мясниковского МТС мастером наладки топливной аппаратуры тракторов. Одновременно он заочно учился в сельскохозяйственном техникуме пос. Гигант Сальского района. Его, новоиспеченного техника-механика, дирекция МТС назначила разъездным техником по обслуживанию и ремонту сельхозтехники. В этой должности он проявил большие организаторские способности, и на очередном заседании бюро РК КПСС ему было поручено организовать в районе предприятие по монтажу и ремонту аграрно-технических установок. Так, в короткие сроки буквально на голом месте он создал организацию ПМК «Мясниковскмехмонтаж», возглавил ее и до самой смерти работал там начальником. Он был известной личностью в районе, пользовался заслуженным уважением. За трудовые успехи неоднократно награждался правительственными наградами, в том числе и орденом «Знак Почета». Его фотография в течение нескольких лет висела на Доске Почета областного управления.
Интересным, целеустремленным, решительным, с твердым характером человеком был мой сосед по парте — Агоп Григорьевич Берекчиян. Он рос в многодетной, малообеспеченной семье. Его отец вернулся с фронта после серьезного ранения инвалидом второй группы. Работал контролером на рынке «Чалтырь», это была низкооплачиваемая должность. После получения аттестата зрелости Агоп, чтобы не быть обузой для семьи, поступил в Ростовский аэроклуб, успешно завершил курс учебы. Затем совершенствовал свои знания и навыки в Качинском училище военных летчиков. Прослужил в частях ВВС более 25 лет. Летал на реактивных сверхзвуковых самолетах. После нескольких лет службы военным летчиком поступил в Академию имени Жуковского и, окончив полный курс, был командирован на службу за полярным кругом. Так он попал на остров Новая Земля. Отлетав более 5 лет за полярным кругом, он был переведен в Белорусский военный округ, где 10 лет служил в частях противовоздушной обороны, дослужился до звания полковника ВВС, с почетом ушел на пенсию. В настоящее время живет в городе Минск. По стопам отца пошел и его сын. Так же, как и отец, он более 25 лет летал на реактивных сверхзвуковых самолетах. Дослужился до звания полковника ВВС, ушел на пенсию. В настоящее время проживает в Краснодаре.
Совсем другим человеком был, к нашему великому сожалению, рано ушедший от нас Ованес Алексанович Согомонян. Мясниковцы знали его не только как главного пчеловода района, добившегося значительных успехов в этой отрасли, но и талантливого, виртуозного зурнаджи с тонким музыкальным слухом. Он был настоящий самородок. Рано, чуть ли не с четвертого класса, начал играть на зурне. Быстро освоил инструмент. А уже с седьмого класса играл на свадьбах наравне с взрослыми музыкантами. Не зная нотной грамоты, он держал в памяти более 200 мелодий. Интересовался историями создания фольклорных песен, знал, в честь кого или какого события они были сложены. Во время его болезни мы с Сейраном Бабияном через день навещали друга. И он долго с грустью перебирал на свирели любимые мелодии, делился с нами историей создания той или иной фольклорной песни на местную тематику. Он довольно подробно рассказывал о рождении песни «Моде аршалуйс», посвященной героическому поступку Мардироса Саркисовича Хачкинаяна — унтер-офицера царской армии, уроженца с. Чалтырь, воевавшего в 1915 году на стороне генерала Антраника Озаняна во главе добровольческого отряда всадников, набранных им из наших местных армян.
Ованес был добрейшим и безотказным человеком и тонким юмористом. Помню случай: во время учебы в седьмом классе любивший читать нам нравоучения преподаватель армянского языка Гаспар Манукович Тохтамишян, слывший самым строгим учителем, в очередной раз начал говорить о значении школы в жизни каждого из нас. Заявил, что школа не только учит, дает знания и прививает культуру, но и исправляет «шероховатости и искривления». И вдруг Ованес поднимается с места и говорит Гаспару Мануковичу, мол, сидящий с ним за одной партой Хачикян Мелкон жалуется, что уже более шести лет посещает школу, а она почему-то до сих пор не выправила кривизну его ног. Класс замер, все ждали гнева и негодования Гаспара Мануковича, но он молчал. И все ребята тоже. Спустя какое-то время класс взорвался от хохота, смеялся вместе с нами и педагог. Хочу напомнить растущему молодому поколению о том, что нам пришлось учиться в страшные годы военного лихолетья, послевоенного голода и разрухи. В холодных классах, где порой в чернильнице замерзали чернила. Для обогрева помещений носили из дома кизяки. Мы были готовы ко всему, переносить любые трудности, лишь бы получить образование. До сих пор помню один курьезный случай из школьной жизни тех лет. Учась в пятом классе, по идее того же Гаспара Мануковича, мы решили затопить печь. Благо у нас был большой запас кизяков. Когда всеми правдами и неправдами разожгли печь, она стала страшно дымить. В классе и коридоре первого этажа школы повисла пелена едкого дыма. Ребята раскрыли все окна для проветривания. По команде учителя девочки принесли из колодца воды и залили печку. Мало того, что в классе и в коридоре нечем было дышать от дыма, к нему еще добавился и жар. Потекла грязная вода с примесью золы. Видя это, Гаспар Манукович поручил девочкам убрать класс и помыть полы. После чего влага на полу замерзла, а класс превратился в каток. Но как бы трудно ни было, мы все успешно окончили школу. Большинство из нас получили высшее образование. А те, кто по каким-то причинам не смогли продолжить учебу в высших учебных заведениях, тоже стали специалистами высокой квалификации — мастерами своего дела и уважаемыми в селе людьми.
А теперь я расскажу о событии, поразившем весь наш класс. Произошло это весной 1951 года. Итак, мы в девятом классе, четвертая четверть. Еще свежи зияющие раны прошедшей войны. В центре села — развалины Дома культуры, жилых строений, пустующие подворья. Но село постепенно восстанавливается, меняется его облик. К 1951 году Чалтырь был подключен к государственным электросетям, восстановили пристройку к Дому культуры. Где сейчас размещается отдел ЗАГСа, приспособили под павильон «Воды-соки», почему-то названный «американкой». На месте современного райпо Хачерес Григорьевич Гайбарян построил два красивейших одноэтажных павильона из дерева. В одном разместилась парикмахерская, а в другом — фотоателье. На углу Ленина и 6-й линии выросло здание универсама. Заработали магазины. Открылась чайная со знаменитой тележкой, запряженной ослом, в шутку названной «эшаки моторов торсинарбан».
В эти же годы в знаменитый в ту пору культмаг начали поступать грампластинки Апрелевского завода с записями песен в исполнении выдающихся деятелей культуры Армении. Мы после уроков каждый день приходили в магазин и подолгу слушали эти пластинки, а иной раз, с разрешения заведующей Астхик Кутулян, брали 5-6 грампластинок и слушали у Мелкона Хачикяна, у него был красивый, с широким раструбом граммофон. Благо, его дом находился рядом с магазином. Надо отдать должное матери Мелкона, тете Шохак, которая нас принимала с великим удовольствием, угощала сладостями, собственной выпечкой. Однажды мы, как обычно, взяли несколько грампластинок и пошли домой к Мелкону, стали прослушивать их. Знакомым песням подпевали, а если звучала не знакомая — запоминали мелодию и записывали слова. И вот Мелкон поставил новую пластинку, прозвучала очень приятная и волнующая мелодия. Мы все как-то насторожились, не понимая, чем эта музыка взволновала нас. Начали еще и еще раз прокручивать пластинку, стараясь записывать слова песни. И каждый раз, плененные чарующей мелодией, забывали записывать текст. Досконально изучив пластинку, мы поняли, что это песня «Ах, Тамар» на стихи Ованеса Туманяна. Мы до хрипоты спорили о ее содержании. Каждый выдвигал свою версию. Так и не узнав, мы разошлись по домам с твердым намерением прослушать песню на следующий день.
Утром в классе снова возник спор. Конец разногласиям положил Ованес Согомонян — как музыкальный авторитет, знающий эту песню, сказал, что она о трагической любви двух молодых сердец. Прозвенел звонок. Мы все расселись по местам в ожидании преподавателя немецкого языка Ксении Адамовны. Каково же было наше удивление, когда в класс вместо нее вошел Агарон Шагенович Килафян и сказал, что учительница заболела и вместо нее он проведет урок армянского языка. Окинув взором весь класс и видя наши раскрасневшиеся лица, он спросил о причине нашего волнения. Тут с места встал Сурен Бабиян и подробно рассказал историю прослушивания пластинки с записью песни «Ах, Тамар» и возникших спорах по поводу содержания этой песни. Агарон Шагенович отодвинул классный журнал на край стола, чуть помедлив, сказал, что виной незнания таких вещей, о которых должен знать любой уважающий себя армянин, являются составители школьной программы. Он начал рассказывать об этой замечательной песне. Оказалось, это — пересказ старинной армянской легенды, переложенной на стихи Ованесом Туманяном, и она действительно о трагической любви двух молодых сердец. Это не какая-то бытовая или обрядовая песня. Вовсе нет. Это гимн! Гимн всепобеждающей вечной любви, таинственному чувству, ниспосланному нам из космоса, которому подвластны все возрасты, ради которого люди совершают невероятные поступки, от героических до предательских. Влюбленные люди как будто живут в другом, виртуальном мире, их не волнует окружающая действительность. Они одержимы лишь одной идеей — идеей скорейшей встречи с возлюбленной или возлюбленным.
Агарон Шагенович приводил массу примеров истории любви из художественной литературы, народных сказок и преданий. Он продолжал говорить, а нам казалось, что перед нами выступает не какой-нибудь артист- декламатор из провинциального театра, а мастер слова, в совершенстве владеющий армянским языком, знающий его особенности, тонкие нюансы, я бы сказал, мелодию и дух языка. Мне показалось, что эта замечательная мелодия начала звучать, и я четко представил захолустный пыльный город и идущее в окружении братьев небесное создание, а чуть позади — сгорающего от любви молодого человека. Агарон Шагенович цитировал отрывки из этого шедевра Ованеса Туманяна. Особенно трепетным был его рассказ о том, как, лишившись маяка и потерявший ориентир, выбившись из сил, влюбленный юноша утонул в волнах. Учитель завершил рассказ, но класс, завороженный услышанным, все еще молчал. Лишь через какое-то мгновение мы, словно очнувшись, разразились громкими аплодисментами. Мне показалось, что на глазах Агарона Шагеновича появились слезы. И с тех пор при первых же звуках этой замечательной песни всегда перед моим мысленным взором предстают одноклассники и взволнованно говорящий учитель, который заставил нас смотреть на мир другими глазами.
Арутюн Серопович ЦХЯЕВ, выпускник 1952 года Чалтырской средней школы №1
Газета «Районка», №12, 2016 г.
