Всем, кто сейчас читает эти строки, доброго времени суток. Меня зовут Сейран, (такое армянское имя). Я живу в самом благодатном месте земного шара — селе Чалтырь Мясниковского района Ростовской области, учусь в 11 «Б» классе школы №3. Очень люблю свою малую родину, люблю родителей и всех родных, люблю свой народ, трудолюбивый и серьезный. Учусь хорошо, в основном на «5».
В прошлом году на уроке русского языка нам предложили поучаствовать в конкурсе сочинений о Великой Отечественной войне «Без срока давности». Я, честно скажу, не большой любитель писать сочинения. Меня больше точные науки интересуют. Да и что я знаю о войне? Знаю то, что и все знают: самая страшная война в истории человечества, 1418 дней и ночей, более 27 миллионов погибших и пропавших без вести, нечеловеческая жестокость фашистов, концлагеря, геноцид некоторых народностей, Гаагский трибунал…. Откуда я знаю о войне? Из фильмов, художественных и документальных, которые мы смотрели с классом, из нескольких книг, которые на данный момент прочитал (стыдно признаться, но мой литературный багаж пока очень мал: «Судьба человека» М.Шолохова, «А зори здесь тихие…» Б.Васильева, стихи Твардовского и Высоцкого…) Из курса истории… И поэтому я подумал, что ничего нового и интересного я сказать не смогу в своем сочинении. Но когда учительница, объясняя условия конкурса, сказала, что если вдруг у кого-то живы прадедушки или прабабушки, которые, возможно, были детьми во время войны и, может быть, что-то помнят, то было бы здорово взять у них интервью, я понял, что смогу написать такое сочинение в этом жанре, то есть попробую себя в роли блогера. И я пошел к своему прадедушке в гости. Сейчас я вас с ним познакомлю.
Его зовут Ерванд Егияевич. Он родился 25 июля 1932 года (сейчас прадеду идет 91-й год!), родился в семье самых простых сельских жителей. Прошедшим летом мой дед собирал всю нашу многочисленную родню на юбилей своего отца, то есть моего прадеда Ерванда. Получилась веселая и шумная вечеринка, где главным пожеланием юбиляру были слова дожить до 100 лет. И мы все очень этого хотим.
Мой прадед – донской армянин, его дальние предки — переселенцы из полуострова Крым. Он больше говорит по-армянски, на том западно-армянском диалекте, который до сих пор сохранили мои земляки, но и по-русски, конечно, все прекрасно понимает и говорит, одна беда — слышит плохо. Но тем не менее, несмотря на свой солидный возраст, он еще достаточно крепок и считается главным в доме. Я у него третий правнук.
Итак, как говорится, не судите строго. Мое первое в жизни интервью. (Да, еще забыл сказать, к прадеду я буду обращаться «баби»: это на нашем – дедушка.)
Я застал прадеда перед телевизором с очень недовольным, опечаленным лицом. Он нажал на кнопку пульта, выключил его.
-Здравствуй, баби. Как здоровье, как дела? Ты чем-то недоволен?
-Здравствуй, дhac, садись. (Дhac- по-армянски «сын мой». И хотя я правнук, мы привыкли: он ко всем мужчинам нашей семьи так обращается.) — Совсем не могу телевизор спокойно смотреть, нервничать начинаю, даже давление поднимается. Что творится в мире? Украина — вон она, рукой подать, а там смерть, люди гибнут, города разрушаются… Ничего я не понимаю. Откуда эти новые фашисты взялись? Почему на моем веку опять все повторяется?.. Не понимаю… Не понимаю… В 45-ом наши отцы эту фашистскую гадину задушили. Такую страшную цену за Победу заплатили, и вот опять, даже 80 лет не прошло. Глаза прадеда наполнились слезами. Руки мелко задрожали. Он как-то внимательно и пристально посмотрел на меня и произнес:
-Не дай Бог вам увидеть то, что видели мы. Не дай Бог! — и продолжил.
-Ты же знаешь, Сейран, что у моего отца, твоего прапрадеда нас было пять братьев и две сестры. Он с 12 лет работать начал, только 3 класса образования имел. Читать-писать научился – и хватит. Его отдали в ученики к местному кузнецу. Нравилось ему с железом работать. Вот как выучился он кузнечному делу, так и всю мирную жизнь свою кузнецом проработал. Уважаемым человеком в селе был. Потихоньку на ноги встал, дом кирпичный маленький построил. В 1931 году в этот дом он привел молодую жену, по большой любви свадьбу сыграли. А в 1932-ом я родился.
-Да, баби, это я помню, летом хорошо мы на твоем юбилее погуляли. Да и мама рассказывала. Я с новыми родственниками познакомился, о которых только от своих родителей понаслышке знал. А тебе понравился праздник в твою честь?
— Мне, старику, это разве нужно было? Хотя, спасибо деду твоему и отцу, уважили. Может, больше юбилея и не будет. Все под Богом ходим.
-Дед, получается, когда война началась, тебе было полных 8 лет, через месяц 9 должно было исполниться. Ты что-нибудь помнишь из того времени?
-Да, дхас, немного, но помню. Как отдельные кадры кино, встают перед глазами незабываемые картины… В 41-ом году у нас в семье прибавление должно было быть, моя мама ребенка ждала, очень дочку хотела. Мне все говорили: «Вот родится сестренка, ты будешь старшим братом, защитником». И я гордился и очень ждал этого события. Ребенок должен был родиться в конце осени.
-Но 22 июня началась война…
-Да, весть о том, что фашист напал на нашу землю дошла до нас к концу дня. Кто-то приехал из Ростова, рассказал. Эти первые дни запомнились тем, что никто толком не понимал, что делать, что будет. Была какая-то растерянность… Наверное, это был август или начало сентября, в школу мы не пошли 1 сентября. Многих учителей-мужчин уже не было в селе. И вот играем мы на поле, гоняем мяч резиновый и слышим гул издалека. А самолеты тогда были редкостью. И каждый раз, когда в небе раздавался гул и над головами пролетал самолет, мы, детвора, задрав голову, бежали за ним по полю, по пыльной дороге, махали рукой. Радовались. Так и в тот раз. Головы задрали в небо, ждем, вместо того, чтобы скорее бежать, прятаться. И через несколько минут штук шесть черных самолетов со свастикой на крыльях, почти прижимаясь к земле, чуть ли не над нашими головами проутюжили небо, а один, видимо, заметил нас и выпустил пулеметную очередь по нам, босоногим мальчишкам.. Пули черным градом просвистели совсем рядом и взрыли землю. Через пару минут где-то на окраине раздались первые взрывы…А в это время наши мамы уже с криками подбегали к нам, сбивали нас с ног, падали на землю и закрывали нас своими телами. Только после того, как самолеты пролетели, мы поняли, что это такое было. Мамы плакали и целовали нас, прижимая к себе. До сих пор удивляюсь, как мы тогда живы остались. Эту картину иногда вижу во сне. Это был первое потрясение, что я в своей жизни испытал. Война- это черное небо и черный дождь, несущий ужас и смерть.
-Дед, ты сказал первое? Было и второе?
Он помолчал. Видно было, что ему или тяжело, или не хочется говорить.
Но он, вздохнув, продолжил:
-Вся война была впереди, целых четыре года. Было и второе, и третье.. А потом мы даже как-то привыкли жить в напряжении и страхе. Через несколько дней, как-то прибежав домой, я увидел сцену, которая тоже врезалась в память, всю жизнь ее помню. Мама в слезах обнимает отца. Никогда раньше не видел, чтобы они целовались или обнимались при мне. Как-то не принято было это у нас. А тут вдруг … Но по слезам мамы понял, что дело неладное. Отец такой серьезный стоял. Сразу как будто даже ростом выше стал. Через плечо- вещмешок перекинут. Поднял меня на руки, поцеловал : «Ну, дhас, ты за старшего остаешься», — сказал. – Береги мать и сестричку, как родится. Теперь ты в доме главный мужчина». Мы вышли на улицу и пошли в центр села. Подъехал грузовик, мой отец и другие мужчины запрыгнули в него. Я уловил новые слова: «вокзал» и «фронт». Грузовик завелся и покатил по грязной проселочной дороге в сторону Ростова. Это был последний раз, когда я видел своего отца. Ему было 36 лет. И мы остались одни: бабушка, дедушка, беременная мама и я, девятилетний пацан. Вот тут и закончилось мое детство. Война забрала у меня отца. Война украла мое детство.
-Как же вы выживали в эти страшные годы?
-Как все, так и мы. Разве мы одни такие были? Вся страна выживала. В октябре фашист уже топтал нашу землю. Началась оккупация. Это слово я слышал, но не понимал, тогда я по-русски почти не разговаривал. Но скоро все стало понятно. Фашист пришел! Очень страшно было. Они такие все холеные, здоровые, сытые, наглые и хорошо вооруженные. Ходили по улицам, как хозяева. Сапогами своими подкованными нашу землю топтали. Заселяли лучшие дома, хозяев нескольких домов расстреляли. Помню несколько горевших домов. Продукты отбирали, свиней, кур резали. Я их видел собственными глазами. Зубы у нас скрипели от ненависти, но сделать мы ничего не могли. Нас учили молчать и терпеть. Но мы недолго той осенью прожили в Чалтыре.
-Да, я вроде слышал, что вашей семье удалось уехать.
-Да, я не знаю, кто помог, как это удалось, но перед самой зимой мы оказались в Краснодаре, у каких-то дальних-дальних родственников мамы. Там мама и родила мою младшую сестричку. В Краснодаре мы впятером с грудным ребенком ютились в одной комнатке. Эти годы плохо помню. Во- первых, город чужой. Одного меня никуда не отпускали. Вокруг чужие люди. Во-вторых, все время маме и бабушке надо было помогать: то воды из колонки принести, то за ребенком присмотреть, когда взрослые отлучались, то дров наколоть для буржуйки. Дедушка болел. Забот хватало. И все время есть хотелось…А еще больше хотелось домой и чтобы папа вернулся.
-Сколько же вы прожили в Краснодаре?
-Почти два года. Когда узнали, что Ростов и область освобождены, тогда и засобирались обратно в Чалтырь. Это было в конце зимы 1943 года.
-А писем с фронта от отца твоего не было?
-Не знаю. Может, он и писал, но до нас так ничего и не дошло. Дошла только похоронка. Вот этот день тоже отчетливо помню. Мы увидели в окно, что почтальонка стоит возле нашей калитки, а во двор не заходит. Мама в это время сестренку кормила. «Ерванд,- говорит, — выйди, позови тетю Мариам в дом. Что это она никак не заходит?». Я вышел и вижу растерянный взгляд почтальонки. Трясущимися руками протянула она мне какую-то бумажку с черной полосой. Голову мою к себе прижала, в макушку поцеловала и заплакала. А тут и мама на крыльцо вышла. Видимо, сразу поняла, в чем дело, и они вместе громко зарыдали. Тогда только до меня дошло, что я своего отца больше никогда не увижу. Хотя, нет, наверно, не дошло. Я еще долго его ждал и надеялся, что это какая-то ошибка, что он вернется. Вот закончится война, и он вернется. Из похоронки узнали, что погиб он 23 августа 1943 года при освобождении Сталинской области. Так и не увидел он меня, взрослого, мой отец. А сестра моя вообще отца не знает. Вырастила нас мама одна.
-Баби, сколько мужчин не вернулось с фронта, знаешь?
-Много, сынок, очень много. Цифры точные я уже забыл, но знаю, что около четырех с половиной тысяч жителей Мясниковского района ушло на фронт, более двух тысяч погибло. Около двух с половиной тысяч вернулись, из которых половина –калеками. Чуть ли не каждый второй из нас, мальчишек, остался без отца.
-До конца войны было еще целых два года. Как прошло это время? Что вы делали?
-Инч асым? (это значит — «что сказать?) Что делали? Жили, много трудились, но и немного учиться успевали. К октябрю 43-го уже школу открыли. Я во второй класс сел. Голодно было, а зимой еще и холодно. В фуфайках и пальтишках на уроках сидели.
Прадед замолчал.
-Ты, наверное, хотел про подвиги какие-нибудь от меня услышать? Не совершал я никаких подвигов. Хулиганили, это да.
-Ух ты, как это?! Расскажи, баби.
-Тогда в школе немецкий учили, а мы наотрез отказывались его учить. Глупые были: думали, раз немец, значит фашист. Разницы не понимали. Ну и не хотели учить язык фашистов. Учебник был один на весь класс. Когда читали, передавали его с парты на парту. Так вот мы этот учебник из школы со стола учительницы стащили. Отнесли на пустырь на краю села. Дружно на него свою малую нужду справили. А потом торжественно подожгли. Вот так мы фашистам за наших отцов отомстили. Глупые были.
-А день Победы как встретили, помнишь?
-Помню. У нас в Чалтыре к тому времени на площади, где сейчас кафе «Ануш», на столбе громкоговоритель повесили. По нему новости и передавали. Когда 9 мая сначала предупредили, что скоро будет передано важное сообщение, на площадь стал стекаться народ. А потом голос Левитана сообщил радостную весть! Сказать, что люди радовались – ничего не сказать. Такого ликования я больше ни разу за всю жизнь не помню… Нет, вру. Помню. 12 апреля 1961 года. Когда Гагарин в космос полетел. Но тогда я был уже взрослый. А в 45-ом мы, 13-14 летние подростки готовы были из кожи вылезти от счастья: прыгали-скакали, обнимались со всеми подряд, колесом ходили по траве… Не знали, как свою радость выплеснуть.
-А потом?
-А потом я еще немного походил в школу и бросил, не было тяги к учебе, к сожалению. Да и семье нужны были деньги. Надо было снова строиться, заводить хозяйство, матери помогать. Вот так я с 14 лет и пошел работать в колхоз, так всю жизнь там и проработал. Но это уже другая, мирная история.
-Спасибо, баби! Ты меня выручил. Пойду сочинение писать. А ты не расстраивайся. Телевизор поменьше смотри. Все будет хорошо. Фашизм не пройдет. Вот я вырасту, и обязательно твой 100 летний юбилей отметим!
Багагозян Сейран, ученик 11 «б» класса МБОУ СОШ №3
Руководитель: Адамян Елена Николаевна, учитель русского языка и литературы