Житель села Чалтырь рассказал о том, как поборол зависимость от наркотиков

Каждый из нас проживают свою жизнь как умеет. У кого-то это получается хорошо, у кого-то — наоборот, не очень складно. Пре­красно, когда есть положительные примеры, формирующие моло­дежь, наша газета всегда уделяет им центральное место. Но суще­ствует и другая жизнь и другие примеры. И о них тоже нужно гово­рить. Потому что из отрицательного опыта, даже если он чужой, можно вынести важнейшие уроки.

#общество

Житель села Чалтырь, 57-летний Хачерес Хатламаджиян оказал­ся в редакции “Зари” не случайно. Его привела к нам потребность поделиться своей историей — трагической, безысходной и вместе с тем обнадеживающей, с лучом света в конце туннеля. Хачерес мно­го лет употреблял наркотики. А сегодня он открыто говорит о зави­симости, от которой ему удалось избавиться.

— Я как будто был на стороне врага. Я довел моих родителей до такого отча­яния, что они желали мне смерти. Я по­чти убил самых близких людей. Тогда я этого не понимал. Лишь потом, выбира­ясь из наркотической трясины, стал осоз­навать, что натворил. Они были готовы отдать за меня жизнь, в любую секунду пожертвовать собой, всем, чем владеют. Но у них больше не оставалось сил бо­роться за своего сына, противостоять захватившей его в рабство заразе…

Я — пример того, как в наркоманию приходят вполне благополучные люди. Я должен рассказать о своем пути, чтобы предостеречь от рокового шага нынеш­них молодых людей.

На свет появился в полной, счастли­вой семье, был у мамы и папы поздним, единственным ребенком. Вы ж понимае­те, что из этого следует — я буквально купался в родительской ласке и заботе. Впрочем, уже одной только любви бабуш­ки, которая жила с нами, было достаточ­но, чтобы я чувствовал себя счастливым.

Так чего же мне не хватало? Почему я не мог удовлетвориться тем, что имел? Ведь у меня было все. Может, как раз потому, что все было, что не знал, не хотел знать, как обеспечивается безбед­ная, комфортная жизнь, на чем держит­ся фундамент счастливой семьи, я не понимал, что такое зло. За меня думали, решали, словно везде и всюду подкла­дывали подушку безопасности, чтобы я не набил шишек, не дай Бог, не осту­пился, не поранился. Каждый родитель оберегает свое чадо от боли, тяжких ис­пытаний. Но порой нам очень важно по­знать жизнь с её реальной, далеко не всегда приглядной стороны. Так сказать, нужна шоковая терапия…

Школу я окончил в Чалтыре, потом по совету родителей поступил в Персиановский институт, на зооинженерный фа­культет. Они хотели видеть меня специ­алистом в сфере животноводства, на селе это всегда востребованная профес­сия. Поселился в студенческом общежи­тии, начал учиться. И вы представляете, в какую обстановку я попал — совсем еще мальчишка, едва окончивший десятый класс, вдруг почувствовал полную свобо­ду. Ни родительского контроля, никого из близких, кого бы я мог стесняться. И од­нажды в поле моего зрения появились эти люди. Они были такие же, как я, студен­ты, только старшекурсники. Я очень быст­ро заметил необычность в их поведении, что они отличаются от других и держатся как-то особняком. Невольно стал прислу­шиваться к разговорам. Ребята увлеченно говорили о популярных на Западе музы­кальных группах, таких как Pink Floyd, Led Zeppelin, об известных гитаристах, вока­листах. В общем, на творческие темы, ко­торые в юном возрасте так притягатель­ны. Вскоре я узнал, что эти необычные юноши — наркоманы. В то время таких людей было немного, а запрещенные ве­щества не так доступны, как сейчас. Ко­нечно, я бы мог сказать, что они меня по­садили на иглу, но это неправда. Я сам попросил их сделать мне первый укол. Все время казалось, что это какая-то игра, что впереди меня ждет нечто необыкновенное. А может, хотел доказать свою взрослость.

К моему удивлению, новые друзья пы­тались меня отговорить от прихоти, и до­вольно долго убеждали в том, чтобы я не начинал употреблять. Но я все-таки насто­ял. Это неправда, что после первого же приема наркотиков вырабатывается при­выкание. Я ничего такого особенного не почувствовал. Но мне хотелось разобрать­ся в своих ощущениях, понять, почему это так манит других. И понеслось. Мы при­нимали таблетки от кашля, кодеиносодер­жащий препарат, раньше продавался по 10 копеек в коробочках, похожих на спи­чечные. Сейчас его уже не выпускают. Ели мак, потому что выделить из него опий — это нужно было уметь. Потом искали и на­ходили людей, которые знали, как это де­лать. Они нам варили зелье. Что я чувство­вал? Эйфорию, легкость, расслабление, единство со всеми людьми, со всем ми­ром. Очень быстро возникла потребность в увеличении дозы. Иначе кайф не насту­пал. Трудности, проблемы отходили на задний план. Я и не заметил, как сама жизнь отошла на задний план.

Так, уже к ноябрю 1985 года я студент- первокурсник стал наркозависимым.

Родители не догадывались, что со мной происходит. Даже когда мы с друзьями ва­рили наркоту у нас дома. Мой дядя, при­ходя к нам, видел ацетон, растворитель (химические вещества использовались для приготовления отравы). Он чувствовал не­ладное и предупреждал отца, мол, это все неспроста. К тому моменту, как я получил повестку из райвоенкомата, отец и мать уже знали о моей проблеме. Они сразу проводили меня в армию. Служил я в Ка­пустином Яре (ракетный полигон в севе­ро-восточной части Астраханской облас­ти). Как ни странно, в армейских реалиях наркотики как-то забылись, я не чувство­вал в них потребности.

Переосмысливал ли я тогда свою жизнь? Нет, у меня как будто не было го­ловы. Я ни о чем серьезном не задумывал­ся. Когда за тебя думают другие, способ­ность размышлять постепенно угасает.

Отслужил, демобилизовался в 1989 году, вернулся в Чалтырь, устроился на работу в райком комсомола. Быстро понял, что это не мое — сидеть в кабинете и собирать член­ские взносы. Потом пробовал себя в дру­гом, переходил с места на место, много раз. Когда у родителей есть деньги, они тебе их дают, ты не нуждаешься ни в чем. Перед тобой не стоит вопрос, где взять средства на жизнь. И друзья из такого же круга. Слава богу, наркотики их не привле­кали, как меня, но алкоголь был всегда.

До 1992 года я не употреблял. Вы ска­жете: вот, столько лет продержался! Нет, если бы мне нужно было продержаться, я бы ни одного дня не выстоял. Просто за­былось, отошло на второй план. Но нар­котик обладает подлым свойством, он уме­ет ждать. У тебя возникает иллюзия сво­боды, и ты даже иногда, бывает, ненави­дишь этот яд, винишь его в том, что он тебе жизнь сломал, но как только сложат­ся подходящие условия, ты все равно воз­вращаешься к старому…

Все вернулось. И я стал изгоем, весь мир отгородился от меня. Из любимчика сыночка я превратился в негодяя, настоль­ко я довел родителей. Я вынес из дома все, что можно продать — ювелирные ук­рашения, бытовую технику, одежду. Я при­вел в дом жену, а сам не оставался с ней, я родил дочку, и не заботился о ребенке, не помогал, как все отцы. Пока у близких есть деньги, они тебя как-то выкупают, вы­таскивают из некрасивых ситуаций. Ког­да, к примеру, поймают на воровстве, ули­чат в мошенничестве, в обмане.

Все это терпит твоя семья, так назы­ваемые созависимые люди. Родные стра­дают вместе с тобой. И не меньше тебя. Отец очень тяжело реагировал, плакал вти­хомолку, матери ничего не говорил. Он много, очень много раз пытался мне по­мочь. Наверное, не было такой больницы, от Ростова и чуть ли не до самой Москвы, куда бы он меня не возил. Я и в психушке лежал. До последнего пыталась бороться за меня жена. Она просила моих родите­лей: “При мне его не ругайте”. Когда у них иссякли последние силы, жена некоторое время еще пыталась меня вытащить. До сих пор что-то в ней такое есть, сохрани­ла она в сердце этот уголек любви и на­дежды, который растопил во мне лёд…

Мне было 34 года, и я на сто процен­тов умирал. Медики обследовали меня и сказали, что жить осталось совсем не­долго — неделю, максимум месяц, потому что печень уже не имеет формы, стала, как кисель. Я не мог передвигаться, ле­жал и сгнивал заживо. Местные врачи, услышав в трубке наш домашний адрес, не приезжали. Да и чем они могли помочь? Они же наркотики не привезут.

И все равно, я уверен, какими бы ни были родители, любящая жена, дети — они бессильны. Семья готова отдать тебе моз­ги, сердце, душу, продать дом, имущество, но в этом противостоянии она проигрыва­ет. Мне понадобилась другая сила.

Мой организм умирал. И пришли к нам три женщины. В их числе одна журналист­ка из Днепропетровска. Она в Питере по­могала реабилитационному центру для наркозависимых. Ездила по стране и собирала продукты для подопечных центра. Так доб­ралась до Чалтыря. Здесь наши колхозы выделили ей муку, крупу. Глубоко верую­щий человек, она обратилась в церковь евангельских христиан “Благодать” с воп­росом, есть ли в селе употребляющие наркотики люди. И ей назвали мое имя, все же знали мою историю. Журналистка и сопровождавшие ее две местные армян­ки, как я позже узнал, они были из этой церкви, пришли к нам в дом. И застали без­радостную картину: мама моя плачет, я лежу весь гнилой, кожа да кости. К тому моменту у меня практически не было вен, приходи­лось колоть наркотик в мышцу и потом дер­жать рукой, чтобы он обратно не вытек.

Ко мне уже никого не пускали, ни жену, ни дочь. Только мама пыталась кормить, но в меня ничего не входило.

И вот появились эти женщины. “Мож­но, мы за вас помолимся?”, — спросили они. Знаете, я никогда таких слов не слы­шал…Никто никогда ничего не просил для меня у Бога. А потом они стали приходить каждый день. Садились рядом с моей по­стелью и молились. И их не пугал ни мой вид, ни зловонный запах разлагающейся плоти. Спустя месяц я встал. Начал при­ходить в себя, чувствовать какие-то силы, не приняв ни одной таблетки, вообще. По молитвам этих людей я поднялся. Помню, как опираясь на стенки, доплелся до туа­лета (не ходил туда несколько недель, а тут встал и пошел). Мама, увидев эту сце­ну, упала на колени и начала рыдать. Она не могла присоединиться к молитвам, не знала нужных слов, только крестилась. Больше ничего не умела.

Вот так постепенно, шаг за шагом, я поднимался. В буквальном и переносном значении. Потом меня привезли в церковь “Благодать”. Там были наши местные жи­тели, были приезжие. Среди прихожан вы­делялись двое парней из Питера, я слу­шал их истории, так схожие с моей, и понимал, что они не лгут о себе. Доста­точно было просто взглянуть на них — наркотик всегда оставляет свою печать на личности человека. Помню, как они обняли меня, плакали вместе со мной, молились за меня. Начал регулярно по­сещать церковь, это было в конце 2001 года, принял крещение.

Знаете, давно в нашей армянской цер­кви меня крестили, когда у друга родился ребенок. Но никто не объяснил, что озна­чает данный ритуал. А это договор. Не с фирмой, не с работодателем — с Творцом. И нарушать его ты не имеешь права. А у нас как часто бывает? Родители крестят ребенка в церкви, потом отправляются домой, пьют, скандалят, сквернословят. Чтобы дитя не мешало выяснять отноше­ния, отправляют его к дедушкам-бабуш­кам. Я говорю это не потому, что стал святым, а потому, что все так и происхо­дит на самом деле. Итак, я потихоньку возвращался к жиз­ни. Но теперь у меня начала просыпаться совесть. Боже, как это больно! Ты испы­тываешь чувство вины перед всем Чалтырем: одному нахамил, у другого деньги одолжил и не вернул, кого-то научил пло­хому, увлек за собой в наркотическое бо­лото. В Библии написано, что это обнов­ленная совесть. Мне было нестерпимо стыдно. Как жить с обжигающим чувством вины? В своем родном селе ты не можешь выйти на улицу, выбираешься из дома только ночью, украдкой, прячась от людей. Хочешь жить как все, общаться, работать, ходить в магазины, но не получается. И невольно задумываешься — а стоит ли бороться, тратить силы?

Время показало, что стоит. Я не умер. Я вернулся в жизнь, в свою семью, кото­рая так долго меня ждала. И главное, отец и мать успели увидеть меня хорошим, без наркотиков, вставшим на путь к физичес­кому и духовному исцелению. У меня ро­дилась вторая дочка.

Я торопился наверстать то, что упустил, я искал и находил то, что так бездумно те­рял. Как представитель нашей церкви “Бла­годать” отправился на служение в Изра­иль. Был там лет восемь, служил по не­сколько месяцев, в реабилитационных цен­трах для наркозависимых, созданных на базе евангельских общин. Вместе со мной трудились такие же, как я, бывшие нарко­маны из Воронежа, Осетии, из других мест. Не секрет, что патриотическое воспитание молодежи — важнейшая часть государ­ственной политики Израиля. Здесь юноши служат в армии обороны три года, девуш­ки два. Молодые граждане искренне хотят отдать воинский долг Родине. И для каж­дого из них будет страшным оскорблени­ем, если родители попробуют “отмазать” своего ребенка от армии. Обычным ору­жием военизированную страну не победить, сколько в нее ни стреляй. Но каждый год тысячи молодых людей умирают там от наркотиков. Как изменить их мышление, как убить в них все лучшее, светлое, уничто­жить чувство патриотизма? Только с помо­щью адского зелья. Это масштабная война без выстрелов, на которой гибнет моло­дежь. Наркотики стали орудием агрессии, террора против будущего страны. Может, вам попадалась в соцсетях видеозапись, как моджахеды молятся на героин. Они истово кричат: “Убей как можно больше неверных!”. Вот их страшное оружие, на­правленное и на Россию. В нашей стране только по официальным данным смертность от наркотиков составляет от 60 до 80 ты­сяч человек в год. На какой войне гибнет столько народа? В Израиле 10 процентов наркоманов возвращаются к нормальной жизни, у нас в России еще меньше — из 100 человек 5-6 всего.

Я обучался в миссионерской школе, двухмесячную практику проходил в Ли­ване. Как известно, там большая армян­ская диаспора, и люди говорят на диа­лекте, очень схожим с нашим, новонахи­чеванским. Несколько президентов этой страны были армянами, и их очень ува­жали. К сожалению, Ливан сегодня — один из главных центров мировой нар­которговли. А это означает десятки, сот­ни тысяч загубленных жизней. Мы мно­го занимались бездомными детьми, ку­пали, стригли, кормили, одевали их, предлагали кров в Доме милосердия. А здесь, в родном районе, много езди­ли по мясниковским школам, выступали перед детьми и их родителями. Эту рабо­ту организовывала секретарь комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав при райадминистрации Ольга Сте­пановна Хейгетян. Сейчас нас почему-то перестали приглашать. Какой вывод я сде­лал для себя, общаясь с родителями школьников? Взрослые зачастую интере­суются только собой, ежедневными про­блемами, карьерой. Мы призывали их: подружитесь со своими детьми, следите за тем, что они носят у себя в карманах. Нам возражали: а как же свобода личнос­ти, уважение к ребенку? Но я считаю, это не свобода, когда все дозволяется. Что ин­тересно, те, кому мы действительно были нужны, собрания не посещали. Приходи­ли те, у кого все обстоит более-менее бла­гополучно, кто знает, чем живут их дети, кто по-настоящему их любит.

Сейчас я стараюсь помочь родителям сбившихся с пути детей. Разбираемся в ситуациях, вместе ищем выход. В самом начале мне важно понять, насколько па­рень (или девушка) погружен в наркоти­ки. Вижу, он еще не все “проторчал”, у него дорогой телефон, ему еще дают клю­чи от машины. Значит, пока не все поте­ряно, время есть. Некоторые родители, видимо, в силу своей наивности или нео­сведомленности, думают, что если я по­говорю с их чадом, все будет хорошо. А это целый процесс, и он может занять не один год. Но мы должны воевать до пос­леднего за наших детей.

Я считаю, иногда нужно сделать жизнь ребенка невыносимой, чтобы он что-то по­нял. А так, зачем ему бросать пить, ко­лоться, если в холодильнике полно еды, если есть, где поспать?

Приходится слышать, как люди воз­мущаются: “О, эти сектанты!”. Это они о нас, о нашей вере. Я, наверное, буду ре­зок, но скажу. Необходимо понять простую вещь: если в церковь приходит баран и выходит человек, это не секта. Если при­ходит человек и выходит баран — вот это секта. Когда меня отмаливали те женщи­ны, никто не требовал за мое спасение денег, ни одной копейки. На тот момент мои некогда зажиточные родители вынуж­дены были брать в магазине пять сосисок под запись, до пенсии. И я всегда сове­тую не обращаться туда, где с вас требу­ют плату. Верю, что настоящая, действен­ная помощь должна быть бескорыстной. Хочу сказать людям, у которых руки опус­тились — шанс есть у каждого, никогда не поздно взяться за ум. У нас в степи, вдали от цивилизации есть пристанище, где про­ходят реабилитацию бывшие наркоманы, они из разных уголков страны, из Мурман­ска, Кемерово. У этих людей появилась на­дежда изменить свою жизнь.

Почему наркотик побеждает? Может, потому что мы глубоко не задумываем­ся, зачем нам дается жизнь? Живем так, как будто никогда не умрем. Зарабаты­ваем деньги, покупаем крутые машины, дома строим большие, а сами внутренне не растём.

Я разрушил свое здоровье. Современ­ные наркотики еще страшнее. Через пол­года “химии” человек превращается в аморфное существо, без разума, без души, без пола. Раньше в основном были конопля, мак, а сейчас кто-то употребля­ет солевые наркотики, кто-то таблетки глотает, кто-то колется, кто-то добавляет дурь в курительные смеси. Смотришь на таких зомби и поражаешься — принимал месяц назад, а до сих пор не может прий­ти в себя. Так что сейчас бороться с нар­команией сложнее в сто раз…

Когда кого-то теряешь, говорят, вре­мя лечит. Это неправда, ничего не забы­вается. И мое чувство вины с годами не проходит. Думаете, я могу смело смот­реть в глаза людям, перед которыми ви­новат? Даже если они скажут: “Да лад­но, Хачерес, все нормально!”. Мне с этим придется жить до конца. Убежден, если я когда-то допустил ошибку, я не дол­жен был на этом останавливаться. Я могу, я обязан искупить свою вину. И делаю это каждый день. При божьем свете мно­гое открывается, становится ясным. Для меня сильный человек тот, который под­ставляет вторую щеку, наступает на свою гордость во имя высокой цели, во имя любви. Многие считают прощение сла­бостью, а это и есть сила. Советуют: ни­когда руку ему не подавай, мол, он тебя предал. А прощать необходимо.

Я скучаю по своим родителям, жалею, что в свое время не берег их, что маму мало обнимал. Что столько страданий им принес. Я живу, работаю для своей се­мьи. У меня с дочерьми доверительные, очень теплые отношения. Они знают все о своем отце, старшей из-за меня мно­гое пришлось пережить. С серьезными проблемами девочки идут ко мне. Это объяснимо: я был отрицательным, и ка­кую бы ошибку они ни допустили, все пойму. Мы очень дружны, и я готов от­дать за это жизнь. Каждую минуту я осоз­наю, что можно быть счастливым без раз­ных “вспомогателей”. Когда ты способен трезво радоваться действительности, за­чем тебе нужен “усиляющий эффект”? Я могу детей на руках носить, плакать и смеяться, проводить время с близкими людьми, любоваться природой — без наркотиков, без водки. Я чист, я свобо­ден, и могу предоставить этому тысячу свидетельств.

Записала И. АЧАРЯН

Фото для иллюстрации: https://www.donland.ru/upload/resize_cache/alt/31f/31fddb3bd08d570c5f08fed83ac5f8cc_500_333_cropped.jpg

Заря